Золтах Гарби, выпучив глаза, смотрел как из темного проема окна, медленно, как сквозь паковый лед, выплывает скелет кита.

А потом время решило наверстать упущенное – понеслось точно синема, прокручиваемая на тройной скорости. Кит вырвался из плена и с грохотом рухнул прямо на тележку. Благородное семейство Гарби, вереща, бросилось врассыпную. Только Золтах ни на шаг не сдвинулся с места.

Он смотрел на дар небес. КИТ. Настоящий скелет кита… Никогда, ни у одного из барбюнских семейств не было подобной повозки. Это истинный триумф. Уперев руки в бока, Золтах Гарби расхохотался.

Глава XXXVII. Лучшая нота

Горло болело, но Фласку было все равно. Все кончилось, а он жив! Но главное – соль, великолепная соль первой октавы, все еще билась в ушах оглушительным набатом. Его голос... Голос, способный отправить в полет кита. Киты не летают? Ха! И Фласк почувствовал, как его переполняет счастье.

За спиной раздалось вежливое покашливание. Фласк повернулся и встретился взглядом с Гибким Шульцем. Король преступного мира улыбался. Фласк хрюкнул (звук совсем не подобающий певцу его уровня). Ну вот и все… Слава и смерть всегда ходят рука об руку, лучшие певцы умирают на сцене. Он достиг триумфа, а значит… Жаль, никто так и не узнает о силе его недооцененного гения. Планкет мемуаров не напишет.

– Это была лучшая нота, что я слышал в своей жизни! – воскликнул господин Шульц. – Соль первой октавы, надо же! Такая чистая и мощная! Господин Шаляпин – великий артист, но он может петь только «ля». Потрясающе, Фласк! Мои аплодисменты!

Челюсть певца упала.

– Фласк, мальчик мой, – продолжал Шульц. – Пожалуй, я тебя недооценивал. У тебя золотой голос. Поверь – я разбираюсь в искусстве! Пойдем, дружище, такую ноту стоит отметить.

Подхватив певца под локоть, Шульц повел его к выходу из музея. Мимо, не обращая на них внимания, пропятился Фокси Лампиер, волоча бесчувственное тело Крокуса. Физиономия Шульца на секунду вытянулась.

– Куда это он потащил моего негра?

Фласк тяжело вздохнул. Попробуй теперь объясни.

– Просто он пообещал нам позаботится о трупе, господин Шульц.

– Так Крокус еще не труп? – не понял Шульц.

– Это не важно. Фокси всегда выполняет свои обещания.

Глава XXXVIII. Мамонты в снегу

Планкет медленно спускался по ступеням музея. Снежинки, кружась, оседали на рукава и плечи, сверкали в свете фонарей алмазной крошкой. За спиной Фласк оживленно ругался с Шульцем – ветер доносил обрывки разговора о нотах и октавах.

Планкет поднял голову. Снежинки липли к очкам и таяли от дыхания. Сквозь влажное марево, город казался расплывчатым, загадочным и чертовски красивым. Луна прищуренным глазом подмигнула ему, и Планкет подмигнул в ответ. Все-таки, несмотря ни на что, он любил этот город. К черту Мексику!

Эпилог. Человек слова

Тонкая розовая полоска на горизонте кажется китовой кровью, расползающейся по морской воде. Вскоре пробьет восемь, и начнется День Большой Бойни. Пока же город вязнет в белесой предрассветной дымке. Силуэты домов выглядят размытыми. Зябко. Вдали, в гавани нового порта, броненосцы раскочегаривают топки, гремит железо и уголь. Корабли готовятся к выходу - словно железные киты сонно ворочаются в тесном логове.

- Ну что, мальчик, поехали за ворванью? - Фокси прищурил левый глаз.

За его спиной из закопченной трубы поднимался в небо черный дым с искрами. Жилистые руки старого моряка привычно набили трубку, зашнуровали кисет, сунули за пазуху. На Фокси - старый морской бушлат с бронзовыми пуговицами, позеленевшими от времени. На ногах - новенькие лакированные ботинки.

Большим пальцем с желтоватым ногтем Фокси тщательно умял табак; сунул трубку в рот.

- Нам предстоит долгое плавание. Тебе, как новому гарпунщику, положена пятидесятая доля - радуйся, мальчик. Капитан здесь чертовски прижимистый.

Огромный негр в полотняной робе и штанах не по росту, со стоном выпрямился, потрогал затылок. Лицо исказила гримаса. Сидя на палубе, негр огляделся. Китобоец - старый, деревянный - шел в прямой видимости берега. Скрипело дерево, пахло рыбой и горелым жиром. Негр удивленно посмотрел на носовую пушку, закрытую брезентом. Гарпунщик? Он все еще не понимал.

Взгляд негра вернулся к старому моряку.

- Это мои ботинки…

- Теперь мои, - добродушно отмахнулся Фокси.

- Где я? Что я здесь делаю? - голос звучал тихо, как шелест.

- Я обещал одним сухопутным ослам позаботится о твоем бренном теле, - сказал Фокси и пожевал трубку. Глаза смотрели с отеческой насмешкой. - А слово свое я всегда держу, вареная акула. Завтракать будешь?